День триффидов [День триффидов. Куколки. кукушки Мидвича. Кракен пробуждается] - Джон Уиндэм

— Но откуда же ты узнала об этом, дорогая? — спросил Зиллейби.

— Ох, она просто решила, что я наиболее подходящий объект для официального уведомления. Заявила, что звонила мистеру Гримму, но его сегодня нет. Хотела договориться насчет ребенка.

— А где ребенок сейчас?

— Там, где она квартировала. В коттедже старшей миссис Дорри.

— А Маргарет, значит, просто сбежала?

— Именно. Миссис Дорри еще ничего не знает. Придется идти и разговаривать с ней.

— Все это может повлечь большие неприятности, — сказал Зиллейби. — Предвижу панику, которая охватит женщин, приютивших этих сотрудниц. Хозяйки вышвырнут их сегодня же вечером. Как бы оттянуть разглашение?.. Надо дать время Гримму добраться до дому и что-то предпринять. В конечном счете, деревня за его девиц не отвечает, во всяком случае, непосредственно… А может, она вернется?

Анжела отрицательно покачала головой.

— Нет, эта, я думаю, никогда не вернется. Она приняла решение не под влиянием минуты, она все отлично спланировала. Ее аргументация такова: она никого не просила о переводе в Мидвич, ее сюда просто назначили. Если бы ее назначили в район, где распространена желтая лихорадка, то администрация несла бы ответственность за возможные последствия. Что ж, раз ее назначили сюда и она не по своей вине подцепила тут это, то пусть администрация и расхлебывает кашу.

— Гм-м, — произнес Зиллейби, — у меня ощущение, что такая параллель вряд ли будет принята официальными кругами без возражений. Однако…

— Хэксби, во всяком случае, считает именно так. Она наотрез отказывается от ребенка. Говорит, что несет за него не большую ответственность, чем за обычного подкидыша, а потому нет причин, чтобы она мирилась с его присутствием, как нет оснований требовать этого от нее, нарушая порядок ее жизни и работы.

— И при этом она собирается бросить Дитя на попечение прихода, если, конечно, не предполагает платить за него?

— Естественно, я спросила ее об этом. Она ответила, что деревня и Грейндж пусть хоть передерутся из-за ребенка, она, во всяком случае, за собой прав на него не признает. Она отказывается дать за него даже медный грош, так как с юридической точки зрения такая плата может быть расценена как признание ответственности. Тем не менее миссис Дорри или другое достойное лицо, которое захочет взять ребенка к себе, будет получать в среднем два фунта в неделю, высылаемых анонимно и нерегулярно.

— Ты права, дорогая. Хэксби все глубоко продумала, и нам придется с этим считаться. Но может ли это остаться безнаказанным? Мне представляется, что юридическая ответственность за Детей должна быть за кем-то закреплена. Другое дело, как? Может быть, следует обратиться к Службе социального обеспечения, и та через суд получит постановление о выплате алиментов?

— Не знаю. Но Хэксби, по-видимому, уже подумала о чем-то вроде этого. Если будут предприняты подобные шаги, она станет судиться. Утверждает, будто медицинское обследование покажет, что ребенок не ее, а отсюда вытекает следующее: раз она поставлена в ситуацию in loco parentis[15] без ее согласия и ведома, то никакая ответственность за Дитя на нее не может быть возложена. Если же она проиграет дело, то у нее еще останется возможность начать процесс против министерства за непринятие мер защиты, что нанесло ущерб ее личности. А может быть, за попустительство насилию или даже за сводничество. Она еще не решила, что предпочтет.

— Еще бы, — сказал Зиллейби. — Стоило бы посмотреть, какой она получит приговор по такому иску.

— Ну, по-видимому, Хэксби считает, что так далеко дело не зайдет, — призналась Анжела.

— Что ж, тут она, полагаю, права, — согласился Зиллейби. — У нас самих есть некоторый опыт в подобных делах, и мы знаем, что администрация, стремясь удержать все в тайне, иногда бывает весьма решительна и дальновидна. Даже простые свидетельские показания в суде явились бы манной небесной для тысяч журналистов во всем мире. Надо думать, одно известие о таком суде сделало бы доктора Хэксби очень богатой женщиной. Бедный мистер Гримм, бедный полковник Уэсткотт! Боюсь, у них будут крупные неприятности! Интересно, достаточным ли влиянием они располагают в своих сферах?

Зиллейби погрузился на некоторое время в размышления, а потом заговорил опять:

— Дорогая, я только что разговаривал с Аланом насчет того, чтобы увезти отсюда Феррилин. Последние события делают это еще более необходимым. Если о них станет известно, то найдутся и другие, которые последуют примеру Маргарет Хэксби, не так ли?

— Да. На некоторых это может повлиять, — согласилась Анжела.

— В таком случае, особенно если предположить, что число последовательниц может быть значительным, не кажется ли тебе, что возможны контрдействия для прекращения подобного дезертирства?

— Но ведь ты сам говоришь, что они не захотят разглашать…

— Я имею в виду не власти, родная; нет, я думаю, что может произойти, если Дети так же настроены против того, чтобы их бросали, как были настроены против отъезда отсюда.

— Неужели ты допускаешь?..

— Не знаю. Я просто пытаюсь поставить себя на место кукушонка. В его положении я бы возмутился против любой попытки ослабить внимание к собственному комфорту и благополучию. Впрочем, для этого даже не надо быть кукушонком. Я, как ты понимаешь, только высказываю предположения, но мне кажется, следовало бы принять меры, чтобы Феррилин не оказалась в ловушке, если нечто подобное произойдет.

— Произойдет или нет, все равно ей лучше уехать, — согласилась Анжела. — Вы могли бы начать с предложения уехать на две-три недели, а там посмотрим, как станут развиваться события, — обратилась она к Алану.

— Отлично! — ответил Алан. — Пожалуй, это дает мне неплохую отправную точку. Где Феррилин сейчас?

— Я оставила ее на веранде.

Супруги смотрели, как Алан пересекает лужайку и исчезает за углом дома. Гордон Зиллейби вопросительно поднял бровь.

— Думаю, это будет нетрудно, — сказала Анжела. — Естественно, ей тоскливо без мужа. Препятствует же отъезду сознание долга. Этот конфликт мучает Феррилин. Она очень устала.

— А как ты думаешь, насколько глубока ее привязанность к ребенку?

— Трудно сказать. В таких случаях женщина испытывает сильное давление социальных обычаев и традиций. Инстинкт самозащиты вынуждает приспосабливаться к общепринятым нормам. Что же касается личной порядочности, то для того, чтобы она заговорила, требуется какое-то время, если, конечно, ей вообще дадут право голоса.

— Но ведь ты же не Феррилин имеешь в виду? — Зиллейби, казалось, немного обиделся.